Проклятые

Лиля позвонила вечером, в девятом часу. Я даже сразу не признала, кто звонит. Глуховатый голос, как из погреба.

- Привет!

- Кто это? – спросила я.

-Это я, Лиля! Ты занята? Можно я приеду поплакаться?

Я была занята, еще не закончился сеанс, но…

- Приезжай, – сказала я. Понимаю, что сейчас Лиле нужна помощь. Ей необходимо выговориться. Она приехала довольно быстро.

- Проходи на кухню, ставь чайник. Чай пить будем. Я закончу работу минут через десять, – сказала я, не выходя из комнаты.

Лиля разделась и ушла на кухню. Было слышно, как зашумел чайник. Я заглядываю на кухню. Лиля сидит на табурете, прислонившись спиной к стене.

- Что случилось, обезьянка моя? – спрашиваю я.

-Почему обезьянка? – удивляется она.

- Ты сейчас похожа на маму обезьянку из мультика. Детей спать уложила, а сама уставшая прикорнула на стуле, - говорю я улыбаясь.

- Ксю меня выставила за дверь, – говорит она. Ксю – это дочь.

 

- Подожди, сейчас закончу работу. Быстро заканчиваю сеанс и приглашаю Лизу попить с нами чай. Лиза послушно идет за мной на кухню.

- Я со своим ужином, – говорит Лиля.

– У меня рыба и капуста свежая. Хотите? Нам хватит.

- Нет уж, свою рыбу ешь сама! – смеюсь я. Мы садимся за стол. Лиля сразу начинает свой рассказ.

Она нисколько не стесняется Лизу, хотя та ровесница нашим детям. Говорит Лиля тихо, спокойно и как то растерянно.

Конфликта вроде никакого и не было.

Мы вчера собирались у Лили дома на обычные посиделки. Перед уходом домой, Лиля протянула мне ключи от своей квартиры.

- Возьми. Ты же будешь проводить консультации. Приглашай людей сюда, у тебя же дома негде.

Действительно, вести прием в этот приезд мне было негде. Моя дочь решила сделать ремонт в квартире. Сняла все обои со стен, и на этом дело пока остановилось. Меня это не смущало, да и принимать никого из посторонних этот раз я не собиралась. Все свои. Так что надобности в её ключах у меня не было, но отказать не могу. Понимаю, что ей это сейчас надо. Неважно буду я принимать у неё или нет. Просто нужно взять эти ключи. Сейчас Лиле необходимо чувствовать, что она нужна другим.

С этого все и началось. Вообще история на первый взгляд выеденного яйца не стоит. Лиля недавно продала свою старую двухкомнатную квартиру и купила однокомнатную, большеметражную в новом доме. Правда, пришлось немного доплатить. Старую квартиру нужно освобождать, в новой делать ремонт.

Пока Лиля продает свой магазинчик и делает ремонт в квартире, она поживет у дочери с зятем. Они ей выделят на время комнату в своей новой четырехкомнатной квартире. Эти детали и пришла к дочери обсудить Лиля.

Она стала говорить о том, что перевезет свои вещи в субботу, а в воскресенье я приду к ней, и что я смогу там поработать со своими клиентами. У меня и в мыслях такого не было, да и не могло появиться даже. Но, Лиля, почему то это считала естественным.

Ксю, конечно возмутилась. Что бы к ней, в её идеальную чистоту, да кто-то со стороны! В ответ на это возмутилась Лиля. Она стала говорить Ксю, что я много сделала для них, работала, помогала, и что она то, Лиля, здесь будет жить месяца три. Получается, что все это время к ней никто не должен приходить?

«Только с моего разрешения!» – отрезала Ксю.

Лиля ушла.

Вот, по сути, и весь конфликт. Сейчас Лиля не плакала, она просто спокойно рассуждала. Она теперь понимает, почему её мама не смогла жить вместе с сыном и снохой. У неё не было свободы, она должна была все делать с оглядкой. Понравится ли это сыну и снохе. Для Ксю порядок в доме главное! Это просто патология какая-то. А порядок в доме в основном обеспечивает зять. Моет, драит, чистит, строит. Дочь только пальчиком во все тычет, как барыня.

Лиза слушала рассказ Лили внимательно. Только час назад мы с ней коснулись вопроса о взаимодействии родителей и детей. Допив чай, она ушла, хотя ей было интересно.

Мы продолжили наш разговор. Вернее говорила в основном Лиля, а я иногда давала пояснения.

- Почему такая Ксю? - спрашивает она.

- Потому что она все еще маленькая девочка, которая играет во взрослую тетю, – говорю я

- Точно! – восклицает Лиля.

– Она даже говорит как ребенок и губки обиженно складывает. И поведение у них детское. Третий лишний. Если дочь разговаривает с мужем, то для внучки места уже нет. Если кто-то из них разговаривает с внучкой, то третьему тоже места нет. Уважения к мужу у дочери нет, а соответственно и у внучки нет уважения к отцу уже сейчас.

Лиля говорила Ксю об этом, но та видимо не понимает о чем идет речь. Когда разговор касается денег, дочь просто меняется. Жадной становится. И все печется о том, куда Лиля денет деньги от проданного магазинчика. Играют они как на сцене в театре.

А Лиля их игре не верит. Последний год это «не верю» она произносит довольно часто. Вот и сейчас она начинает говорить на эту тему.

- Лиля, ты обратила внимание на то, что последние время вокруг тебя все больше появляется людей, которые никому и ничему не верят? – спрашиваю я.

- Верно! – отвечает она. – А почему?

- Потому что ты сама никому и ничему не веришь!

- Да?! – Лиля изумлена.

Она просто не обращала на это внимания. Даже не подозревала, что её собственное неверие притягивает к ней таких же людей. А она им еще хочет что – то доказать! Её рассуждения плавно текут дальше.

- Знаешь, – говорит она, – у меня все время в ушах звучит одна и та же фраза:

«Будь ты проклята!».

Знаю, что она обращена ко мне. Мне кажется, что я живу с ней с самого рождения. Мама мне, что ли её сказала, или кто- то еще. Не знаю. Но она мне покоя не дает.

Её мысль течет дальше, а я вспоминаю, как во время родов моя дочь кричала ещё не родившемуся ребенку:

«Будь ты проклят!».

Проклинала своего сына за то, что он причинил ей боль. Я присутствовала на родах. Глупая ещё – подумала я тогда. Всего шестнадцать лет. Потом сразу вспомнилось, как она в порыве гнева, писала те же самые слова мне: «будь ты проклята, за то, что ты меня родила!»

Это за то, что я не пошла у неё на поводу. Мы с ней собирались в Москву на трехлетний юбилей компании. Все ехали поездом, а она хотела лететь самолетом. Да еще и вечернее платье ей надо, потому что она приглашена па ВИП прием. Платить за все это нужно было мне, а таких средств у меня не было. Я уехала, а она осталась. Она потом просила прощение, но слово не воробей – вылетит, не поймаешь.

Отчетливо понимаю, что начинаю проваливаться в огромную, бездонную яму. Моя мама, когда забеременела мною, тоже наверно меня проклинала. Ей тогда едва исполнилось семнадцать, да и не замужем еще была. Я до дрожи в теле почувствовала этот её страх: «Мама узнает! Все узнают!»

Холодная волна побежала по спине. Боже, мы все здесь проклятые! Мы прокляли сами себя!

Мы изо дня в день проклинаем свою жизнь, свою работу, своих родителей, своих детей, правительство, страну! Сколько раз мы слышали эти слова в свой адрес от любимых и нелюбимых, от «друзей», врагов, соседей!

Мы забыли слова благодарности! Не благодарим, не благословляем – проклинаем! Мы превратились в иванов, не помнящих родства. Мы забыли своих предков, свои корни! Мало кто знает свой род глубже четвертого колена!

Зона в сознании просто огромная. Кажется, что само сознание и есть эта зона. Я лечу вниз! И глубина, глубина, глубина… Бездонная пропасть!

Ох уж эта Лиля! Мне же дня три с этим придется работать! Она же не только в своем и моем сознании обозначила эту зону, она проявила сразу всю тенденцию социума!

Ведь это же на ближайшую неделю событий хватит и мелких и крупных, пока перестроится цепочка значений, и эта зона уйдет из сознания! На ближайшее время «веселая» жизнь нам обеспечена!

- Я вот думаю, что поживу пока в своем магазинчике, – издалека доплывает до меня голос Лили.

– Как ты думаешь? Правильно? – спрашивает она меня.

- Не торопись! – отвечаю я. – Завтра будешь принимать решение. Утро вечера мудренее. Иди домой. И ты устала и я.

Леля одевается и уходит. А я, вздохнув, иду работать. Бессонная ночь мне уже обеспечена.